Все мысли, страсти, наслажденья,
Что возбуждают в смертных кровь,
Огнём питаются священным
По имени Любовь.
И часто я в своих мечтаньях
Вновь проживал тот час один,
Когда стоял на горном склоне
У башенных руин.
Крадучись, лунный свет смешался
С зарёй вечерней в тишине;
Там дорогая Женевьева –
Надежда, радость мне.
К скульптуре рыцаря в доспехах
Склонилась, опершись, она;
И слушала мою балладу,
Луной освещена.
Грустит немного Женевьева:
Моя надежда! Мой задор!
Любовь её сильней, коль песней
Её печалю взор.
Я пел историю простую,
Что сердце трогает былым –
Она стара, груба, подходит
К развалинам седым.
И дева слушала, краснея,
Потупив скромно нежный взгляд;
И знала, лик её прелестный
Всегда я видеть рад.
Я пел о Рыцаре, что жгучий
Герб на щите носил с войны;
Как десять лет всё добивался
Он Дамы той страны.
Я пел ей о его страданьях –
Тяжёл и грустен был мотив,
Я показал любовь другую,
Свою так объяснив.
И дева слушала, краснея,
Потупив скромно нежный взгляд;
Простив меня, что лик прелестный
Её лишь видеть рад.
Когда я спел, как от презренья
Безумным смелый рыцарь стал,
Как день и ночь леса и горы
Не спав, пересекал;
Как иногда из нор глубоких,
А иногда из тьмы густой,
Быть может, с солнечной поляны
С зелёною травой
Являлся милый, светлый ангел,
В глаза смотревший без вины;
Как знал он, рыцарь сей несчастный!
То – козни Сатаны;
Как им в безумии отважном
Злодеи были сражены;
Как спас от смерти и насилья
Он Даму той страны;
И как, обняв его колени,
Она рыдала, искупить
Стремясь презренье, что безумство
Смогло в нём породить;
И как его лечила в гроте,
И как прошёл безумства пыл,
Когда на жёлтых мягких листьях
Он к Богу отходил.
Предсмертный вздох его! – закончен
Нежнейшей песенки мотив:
Замолкла арфа, голос дрогнул,
Сочувствием смутив
Мою простую Женевьеву;
Она дрожит от чувств моих,
От песни, музыки печальной,
Хоть вечер – мил и тих;
От страхов, рушащих надежду,
От их невидимой волны,
И что смиренные желанья
Давно приглушены.
Восторг и жалость – слёзы девы,
Румянец и невинный стыд;
Она моё шептала имя,
Я слышу - сон журчит.
Вздымалась грудь её, шагнула
Она чуть в сторону, но взгляд,
Поймав мой, робко подбежала
Ко мне – о, как я рад!
Она рыдала и в объятьях
Своих мне сжала мягко грудь,
Откинув голову, пыталась
В лицо мне заглянуть.
Отчасти страх, любовь отчасти,
Отчасти робости наплыв,
Скорее чувствую, чем вижу,
Страстей её порыв.
Я успокоил деву, гордо
В любви призналась мне она;
Моею стала Женевьева –
Прекрасна и ясна.
|
Джон Уильям Уотерхауз (1849-1917) "Ламия и Рыцарь", 1905 Частное собрание
|