I.
Вечор моё окно с луной играло,
Я, лёжа, наблюдал, а после сон
Смежил мне веки, целый легион
Спешащих мыслей мне она послала.
Когда ж я просыпаться стал устало,
На свитке я прочёл слова письмён:
«Душа поэта – соловей, как он
От мнимых бед всегда она страдала».

Казалось мне, был этот план её!
Страданий жаждать, песни петь уныло,
Чтоб плакали деревья и вьюнки.
В глазах влюблённых слёзы-забытьё.
Она дала всем звёздам облик милый,
Что в небе, как златые пауки.

II.
Тогда она должна найти уменье –
Вздыхая, петь печальные псалмы,
Хоть Радость мчится летом на холмы,
И дверь свою открыло Наслажденье.
Но должен ли напев её в смятенье
Навеки вторить горестям зимы;
Очиститься от ран сердечной тьмы,
Как слёзы-капли кассии в мученье?

Рыданья – не от знаний скорбных од,
Но песня – от рыданий; пищей зла
Той скорбной песни нужно ей душистый
И сладкий заглушить веселья плод.
С притворным горем ночь она ждала,
А летний день дарил восторг ей истый.

III.
Моя душа – молчащий соловей,
Что летней ночью мыслит о печали.
Так, ад сокрыт во мраке толстой шали,
В глазах закрытых в полдень – тьма теней.
Молчит минута – крик почиет в ней,
И мраки одиноко засияли,
И каждая заря бесцветна в дали,
Став в скорби скоротечней и слабей.

Моя душа – цветок, чьи пчёлы больно
И жалят, и сосут сладчайший сок;
Моя душа, как струны, чтобы лад
Родился, натянуть их все довольно,
И песнь найти, как золотой песок,
И с соловьём познать печали хлад.