Так в этой чаще, старой, сирой,
В тиши веков, вдали от мира,
Лежит, листвой оплетена,
Орфея лира*?
Святым огнём ещё полна
Её струна!

Ах! Я бы мог пойти в те дали,
Торить тропинки там, где встали
В осенней тьме сосна к сосне.
Что показали
Своей бы кроной при луне
Путь верный мне.

Туда, где с тропки шелестящей
Я б чудо взял рукой дрожащей,
Чей трепет жизни мог бы зреть.
Оно звучащей
Струной бессмертной звало петь
Меня бы впредь.

И я бы пел; тогда пантеры,
Смиряясь, дикари и звери,
Все преклонились б предо мной.
И львов пещеры
Пустели; и забыл бы злой
Свой рёв прибой.

И быстро встав под ветер тонкий,
Через моря с дельфиньей гонкой,
Искал бы мрачных Гесперид
Я с лирой звонкой,
Где низко неба край висит,
Как лал горит.

Должны ль мы отказаться снова
От лиры, от поэта слова,
В крови зреть Гебрус, слышать Муз
Кричащих зовы?
Нет! Мрачных гор мы сбросим груз
Для моря уз.

Как радостно петь к людям праздным
О таинствах, им неподвластным,
Что выше их простых забот!
Ударом страстным
Пусть Аттис** бьёт в кимвал, вперёд
Нас путь ведёт.

Но прежде чем живое пламя
Погаснет в лире - белом храме,
И струн священных смолкнет глас,
Устанем сами
От песен мы, иль буря нас
Вернёт тотчас.

Увы! В наш век меланхоличный
Исчез обычай поэтичный,
Дух лести в нашу песнь проник
И гнев публичный
Пиитов, что льют кровь в родник,
Сломав тростник.

Чтоб флейту вырезать вначале;
На ней потом бы заиграли
Воспоминанья прошлых лет.
Напев печали
Сквозь слом летит. Её, как цвет,
Швыряют вслед.

* Всё стихотворение построено на сюжете мифа об Орфее( Orpheys),
сыне фракийского речного бога Эгара и музы Каллиопы. Его пение
и игра на кифаре (лире) обладали такой магической силой,что
ему покорялись не только люди, дикари, дикие звери, но и боги,
и даже природа. Орфей не почитал Диониса, который наслал на
Орфея менад. Они растерзали его, а голова его и его лира
по реке Гебрус плыли к острову Лесбос, где их принял Аполлон.
** Аттис (Atys), мифол., молодой фригийский пастух,любимый
фригийской богиней производительных сил природы Кибелою;
когда он не сдержал обещанного ей целомудрия, она послала
на него безумие, и он оскопил себя.