Часть первая
В болотах Уэнсли он коня загнал,
И плелся, будто облако в зените,
К усадьбе, где живет его вассал;
Там рыцарь крикнул: «Мне коня смените!»
«Коня смените!» – был под этот крик
Оседлан конь, быстрейший, и атласный;
Сэр Уолтер на него взобрался вмиг,
На третьего за этот день прекрасный.
У рысака в глазах восторг блестит,
Скакун и всадник – нет счастливей пары.
Хотя сэр Уолтер соколом летит,
Печальной тишины слышны удары.
Из замка сэра Уолтера с утра
Под грохот эха ускакала свита;
Исчезли кони, люди со двора,
Приняв участье в скачке боевитой.
Сэр Уолтер, неуемный как Борей,
Позвал собак, уставших от погони:
«Бланш, Свифт и Мьюзик, чистых вы кровей,
Скорей за мной, хоть вы на горном склоне!»
«Ату! Ату!» – Их рыцарь подбодрил
Просящим жестом и суровой бранью;
Но все собаки выбились из сил
И улеглись под горною геранью.
Но где толпа и скачки суета?
Где горны, что в лесах перекликались?
Ведь неземной была погоня та;
Сэр Уолтер и олень одни остались.
По склону тяжко двигался олень.
Я не скажу, как далеко бежал он,
И не скажу, как умер он в тот день,
Но мертвым пред охотником лежал он.
Спешился рыцарь на колючий дрок,
Своих собак и спутников не клича,
Не бил хлыстом он, не гудел в рожок,
Но радостно осматривал добычу.
А близ него стоял и мял траву
Его лихой напарник в славном деле,
Дрожащий, что ягненочек в хлеву,
Весь в белой пене, как в снегах метели.
Лежал олень в сторонке, недвижим,
Его ноздря источника касалась,
Последним вздохом тягостным своим
Воды поверхность всколыхнул он малость.
Кто был судьбой вот так обласкан вдруг?
Счастливый слишком, чтоб искать покоя,
Сэр Уолтер всё кружил, кружил вокруг,
Вонзая взгляд в то место дорогое.
И вот поднявшись по холму теперь
На тридцать ярдов, три следа раздельных
Нашел он – их преследуемый зверь
Оставил на земле в прыжках смертельных.
Лицо сэр Уолтер вытер и вскричал:
«Еще никто не видел ту картину,
Чтоб в три прыжка скакнул олень со скал
К источнику, в лесистую долину!
Дворец утехи я построю тут
С беседкой пасторальною, зеленой;
Паломникам и странникам приют,
Чертог любви для девы непреклонной.
Умелый мастер чашу возведет
Для родника под лиственною сенью!
И в тот же день, придя к нему, народ
Названье даст – родник «ПРЫЖОК ОЛЕНЯ».
Храбрец олень! Дабы твоя судьба
Во славе оказалась не забыта:
оставлю я три каменных столба
Там, где содрали дерн твои копыта.
И теплым летом здесь, где пахнет хмель,
Устрою бал своей Прекрасной Даме;
И будут танцы, будет менестрель,
В беседке будут игры вечерами.
Пока не рухнут основанья гор,
Дворец с беседкой будут всем желанны –
Тем, для кого жилище – Юрский бор,
И тем, кто пашет в Свэйле неустанно».
Он повернул домой, его олень
Лежал у родника к воде ноздрями.
Исполнил рыцарь, что сказал в тот день.
И слава понеслась над городами.
Луна три раза пряталась в чертог,
И чашу получил родник отныне;
Поставить три колонны рыцарь смог,
Дворец утехи выстроил в лощине.
У родника высокие цветы
С деревьями сплелись, прижав к ним донца,
Создав приют лесистый, где листы
Укроют всех от ветра и от солнца.
И теплым летом здесь, где пахнет хмель,
Устроил Рыцарь бал Прекрасной Даме;
И были танцы, был и менестрель,
В беседке были игры вечерами.
Но сэр Уолтер умер – наш герой,
В семейном склепе он лежит под вязом.
Есть тема сочинить мне стих второй,
Сопроводив его другим рассказом.
Часть вторая
Я о несчастьях не пишу стихов,
Кровь леденить – то не мое искусство,
Но летом на свирели я готов
Играть для тех, в ком разум есть и чувства.
Я в Ричмонд направлялся на коне,
Стоящие увидел три осины
На трех углах квадрата, в стороне
Еще одна – у родника лощины.
Значенье их узнал бы я навряд…
Остановившись на скале укромной,
Узрел я три столба, стоящих в ряд, –
И был последний на вершине темной.
Унылые деревья без ветвей,
Квадратный холмик с жухлою травою…
Как, может, вы, сказал я без затей:
«Давным-давно здесь было всё живое».
Оглядывал я холм со всех сторон,
Печальней места я не видел ране;
Казалось, здесь весны неслышен звон,
Природа подошла к смертельной грани.
Я там стоял, бесплодных полон дум,
Когда старик в пастушеской одежде
Наверх поднялся, я, услышав шум,
Спросил его, а что здесь было прежде.
Пастух поведал тот же мне рассказ
(Что в первой части смог зарифмовать я),
Сказав: «Веселье было здесь не раз,
А нынче здесь на всем лежит проклятье.
Стоят осины мертвые кругом;
А, может, буки – все обрубки эти:
Они беседкой были; рядом дом -
Дворец прекрасней всех дворцов на свете!
В беседке той ни кроны, ни листвы;
Вот и родник, и каменные плиты;
А во дворце полдня могли бы вы
Вести охоту за мечтой забытой.
Нет ни собак, ни телок, ни коней,
Из родника желающих напиться,
У тех, кто крепко спал, еще мрачней
Сон становился от такой водицы.
Убийство было здесь совершено,
Кровь жаждет крови. Может, не напрасно
Решил, на солнце греясь, я давно,
Всему причина – тот олень несчастный.
Что думал он, с кого он брал пример!
Когда от самых верхних скал по круче
Он сделал три прыжка – и, гляньте, сэр,
Последний был, о, чудо! сколь могучий.
Отчаянно бежал он целый день;
Не мог понять я, по какой причине
Любил то место загнанный олень,
И смерть обрел у родника в лощине.
Здесь он поспать ложился на траву,
Был убаюкан летнею волною,
И первый раз воды пил синеву,
Близ матери тропой идя лесною.
В апреле под терновником густым
Он слушал птиц, рассвет встречавших звонко;
Возможно, здесь он мать сосал грудным,
От родника почти что в полфарлонга.
Теперь здесь ни травы, ни тени нет;
В низине грустной солнце не сияет;
Я говорил, так будет много лет,
Природа в этом месте умирает».
Седой пастух, ты хорошо сказал;
Но мы различны нашим пониманьем:
Когда Олень особенный здесь пал,
Он был оплакан горним состраданьем.
Ведь Дух, что устремился к облакам,
Что проникает в рощи и низовья,
Относится к безвинным существам
С благоговейной отческой любовью.
Дворец утехи – тлен: тогда, потом,
Но это все ж не светопреставленье;
Природа вновь одним весенним днем
Проявит здесь и прелесть, и цветенье.
А все столбы исчезнут в свой черед,
Что видим мы, о чем когда-то знали;
Когда же день спокойствия придет,
Все монументы зарастут в печали.
Один урок! но поделен на два,
Природа учит явно нас и скрыто:
С мученьями живого существа
Спесь и утеха пусть не будут слиты.
