А.Лукьянов. "Александр Пушкин в любви". Глава 2

Оба брата были богаты, беззаботны, мало занимались управлением своих имений, постоянно нуждались в деньгах. Василий Львович сначала был женат на красавице К. Вышеславцевой, затем развелся с ней и сошелся с "вольноотпущенной девкой", с которой жил до старости и от которой имел "незаконных детей". Как отмечает В. Вересаев в своей книге "Спутники Пушкина" : "Василий Львович блистал в салонах, был душой общества, был неистощим в каламбурах, остротах и тонких штуках... В непрерывных посещениях балов, раутов, обедов, литературных собраний, в участии в любительских спектаклях и шарадах проходила вся жизнь Василия Львовича". Он был легкомыслен, доверчив и наивен, хотя внешне выглядел солидно, всегда модно одевался и старался поразить светское общество своими стихами. Он просто обожал читать стихи перед публикой, пользуясь каждым удобным случаем. Пушкин относился к дяде несколько снисходительно, постоянно подтрунивая над ним в своих письмах к друзьям, называя его "посредственным" и "глупым".

Отец поэта, Сергей Львович, был по словам П.И. Бартенева: "человек пылкого, несколько раздражительного нрава, отличался светской любезностью, блестящим по своему времени образованием, сценическим искусством, каламбурами, словом, имел все достоинства и недостатки того легкого французского воспитания, которое получали достаточные русские дворяне в конце прошедшего столетия. Быстрота в переходе от одних ощущений к другим, пылкость и легкость характера, и острота ума, без сомнения перешли в наследство к сыну".

Как и его брат Василий Львович, отец поэта был "душою общества, неистощим в каламбурах, остротах и тонких шутках. Он любил многолюдные собрания, был известен, как остряк и человек необыкновенно находчивый в разговорах. Владея в совершенстве французским языком, он писал на нем стихи так легко, как француз, и дорожил этой способностью. Чрезвычайно любезный в обществе, он торжествовал особенно в играх, требующих беглости ума и остроты, и был необходимым человеком при устройстве праздников, собраний и особенно домашних театров". Сергей Львович был прекрасный актер и декламатор, мастерски читал, особенно Мольера. Как отмечает В.В. Вересаев: "Жизнь представлялась Сергею Львовичу лугом удовольствий, а дворянин - мотыльком, которому предназначено порхать по оному лугу и пить цветочный сладкий сок".

У обоих братьев не было времени заниматься делами своих имений. Они относились к хозяйственной деятельности равнодушно. Вот почему вся их жизнь, проведенная в беготне за высшим светом и модными течениями, в толкотне людской и в пересудах слышанного и виденного, оставила их под конец материально и умственно разбитыми и несостоятельными.

С другой стороны, Сергей Львович был крайне скуп, фальшив, равнодушно относился к детям, был слезлив, сентиментален и отличался склонностью к молодым девицам, особенно в старости. "Он влюблялся направо и налево, - писал о нем В.В. Вересаев, - влюблялся даже в десятилетних девочек, писал возлюбленным длинные стихотворные послания, пламенел надеждами, лил слезы отчаяния". В Петербурге Сергей Львович ухаживал даже за Анной Петровной Керн, писал ей страстные любовные послания, что не помешало ему влюбиться в ее молоденькую дочь Катю и совершать различные безумства.

Со стороны матери в Пушкине текла негритянская кровь. Надежда Осиповна Пушкина, урожденная Ганнибал, была по отцу внучкой знаменитого Ибрагима - Арапа Петра Великого, который ребенком был похищен в Эфиопии, затем продан в рабство и, наконец, подарен русскому царю.

«Отец Ибрагима Ганнибала, - пишет проф. Д.Н. Анучин, - был владетельным князем в северной Абиссинии и имел резиденцию на абиссинском плоскогорье, в Логоне. У этого князя была большая семья, много жен и детей, целый сераль. Прадед Пушкина был одним из младших сыновей этого князя, находившегося уже в преклонных летах; он пользовался, по-видимому, особенною любовью своего отца, что могло вызвать зависть в старших братьях (от других жен), которые и нашли случай от него избавиться. Случай этот был вызван необходимостью уплаты туркам дан или представления заложников; братья воспользовались, вероятно, этим обстоятельством и обманным способом доставили Ибрагима (по-абиссински — Абраама) в турецкий пост Аркико, продали его там (или отдали взамен части дани в заложники) туркам, которые посадили его в лодку и повезли на корабле в Константинополь и, как мальчика княжеского происхождения, представили во дворец к султау. Любимая, сопровождавшая Ибрагима сестра, пыталась избавить брата от этой участи, но безуспешно; тогда в отчаянии она бросилась в море и утонула.

Тип абиссинцев, - рассказывает далее антрополог, - воспринял в себя, несомненно, семитскую примесь, как с другой стороны и примесь крови негров, но в массе населения он является своеобразным, занимающим как бы среднее положение между семитским, - и негритянским.Эта своеобразность типа оправдывает выделение абиссинцев совместно с соседними народностями в особую антропологическую расу, которой обыкновенно теперь придают название хамитской. Основываясь на серии портретов северных абиссинцев, мы можем воссоздать до известной степени тип Ибрагима Ганнибала.Это был, по всей вероятности, довольно рослый, темнокожий, шоколадного цвета субъект с черными курчавыми волосами, удлиненным черепом, овальным сухим лицом, высоким лбом без заметных выступов над бровями, слабою растительностью на лице, черными глазами, полными, толстоватыми губами и, может быть, несколько широким, но все-таки не негритянским носом».

Генерал-аншеф Абрам Петрович Ганнибал прожил жизнь интересную, бурную, полную опасностей и перемен. Он проявил себя как секретарь Петра, как участник многих известных сражений, как военный математик, учившийся во Франции, педагог, строитель крепостей. Это был умный, одаренный человек, с бурным темпераментом и южной необузданностью.

Не только его служебная, но и семейная жизнь была крайне бурной. В конце 1730 года Ганнибал влюбляется в красивую девушку, гречанку, и женится на ней, несмотря на протесты последней. Она покорилась, но до свадьбы отдалась своему любимому - поручику Кайсарову.

«Спустя месяц после свадьбы, - пишет Б.Л. Модзалевский в своей биографии Пушкина, - Ганнибал был командирован Минихом в Пернов — учить кондукторов математике и черчению. Евдокия вскоре стала изменять нелюбимому мужу, увлекшись одним из кондукторов, Яковом Шишковым. С этого времени между супругами началась тяжелая семейная драма, окончательно завершившаяся формальным разводом лишь через одиннадцать лет. Ганнибал подал жалобу в перновскую канцелярию, что Шишков и жена хотели его отравить. К жене он приставил надежный караул и неоднократно брал ее к себе, в свои покои. Там в стены, повыше роста человеческого, ввернуты были кольца. Туда вкладывались руки Евдокии, и ее тело повисало на воздухе. В комнате заранее приготовлены были розги, батоги, плети, и муж «бил и мучил ее смертельными побоями необычно», принуждая, чтобы она на суде при допросах показала, будто «с кондуктором Шишковым хотела его, Ганнибала, отравить, и с ним, Шишковым, блуд чинила». При этом, в случае, если она покажет не по его желанию, «грозил ее, Евдокию, убить». После таких внушений в канцелярии Евдокия все показала по желанию мужа, чтобы только вырваться из его рук. Тем не менее, в течение месяца она жила у мужа, и только тогда взята была в канцелярию. Ее посадили на госпитальный двор, куда обыкновенно заключались осужденные. Там, под крепким караулом, провела она пять лет. На содержание арестованных никто не обращал внимания, и арестанты Госпитального двора питались или на средства родных, или на доброхотные подаяния христолюбцев. На содержание Евдокии Андреевны муж ничего не давал и сам нарочно затягивал дело, чтобы подольше продержать ее под караулом».

Позже он заключил ее в сумасшедший дом и начал дело о разводе. Не дождавшись решения суда, неистовый абиссинец сошелся с Христиной Шенберг, от которой имел детей, среди которых был Осип Абрамович, дед поэта. Двоеженство сошло Ибрагиму с рук, и в конце концов второй брак был утвержден.

Его второй сын Осип Абрамович так же отличался пылким и необузданным нравом. "Африканский характер моего деда, - писал Пушкин, - пылкие страсти, соединенные с ужасным легкомыслием, вовлекали его в удивительные заблуждения". В 1773 году он женился на 28-летней девушке, Марии Алексеевне, бабушке поэта. Однако даже после рождения дочери Нади, он уезжает из дома, нисколько не заботясь о семье. Увезя с собой малолетнюю дочь, Осип Абрамович принудил жену отказаться от претензий к его возвращению. "Я решилась более вам своею особою тяготы не делать, а расстаться навек и вас оставить от моих претензий во всем свободна, - писала молодая женщина мужу, - только с тем чтобы дочь наша мне отдана была".

Вскоре он снова женится, представив поддельное письмо о смерти первой жены. Однако сожительство их продолжалось недолго: супруги были разлучены по приказу церкви, и на Осипа Абрамовича посыпались жалобы от обеих жен: Марья Алексеевна возбудила дело о двоеженстве мужа, а Устинья Ермолаевна, вторая жена, о растрате полученных от нее денег. Незаконный брак был расторгнут, а двоеженец сослан по приказу императрицы Екатерины.

«Полуэфиопские замашки Ганнибаловщины, - отмечает А. Тыркова-Вильямс, - как звали в Псковском крае потомков Абрама и при жизни поэта, и еще несколько десятилетий после его смерти, изумляли и потешали псковичей своей бурной дикостью».

Ганнибалы, как и Пушкины, не отличались семейными добродетелями. Нравы XVIII века были дики. Крепостная среда поощряла распущенность, предоставляя помещикам возможность безнаказанно развратничать со своими крепостными, почти не ограничивала разгул их страстей, доходящих иногда до полной свирепости. Потомки "Арапа Петра Великого" унаследовали все его особенные качества горячего абиссинца, необыкновенную конституцию, полную энергии, страсти и необузданности.

Художник Ксавье де Местр. Надежда Осиповна Пушкина.

Эта бурная энергетика передалась также и матери поэта, Надежде Осиповне, которая получила в наследство и несколько желтоватый цвет кожи. Она была хороша собой, с тонким негритянским профилем и вьющимися черными волосами. В свете называли ее "прекрасная креолка". Благодаря усилиям своей матери, Марии Алексеевны, которая самостоятельно вела хозяйство, она получила первоклассное воспитание, в совершенстве овладела французским языком. Благодаря ему отчасти, она познакомилась с образованным и приятным в обхождении офицером, будущим отцом поэта. Переехав жить в Москву, она блистала на балах, очаровывая общество красотой, остроумием, веселостью.

Однако,окруженная с детства угодливостью, потворством и лестью окружающих, капризная и избалованная, она в замужестве приобрела "тот оттенок вспыльчивости, упорства и капризного властолюбия, который принимали за твердость характера". Психика ее была неустойчива, вспышки сильного гнева и кропотливой взыскательности переходили к полному равнодушию и апатии относительно всего происходящего вокруг. Надежда Осиповна была властна и взбалмошна, как и ее предки. Муж находился у нее под каблуком. Так же как и Сергей Львович, она питала глубочайшее отвращение ко всякому труду. Домашним хозяйством почти не занималась, к детям относилась довольно равнодушно, а иногда и деспотично. Литературные увлечения и умные беседы в семье формировали отец и дядюшка Василий Львович, жизнь Надежды Осиповны проходила между светскими удовольствиями и частыми беременностями. Как известно, из восьми родившихся детей выжили только трое - Александр, его брат Лев и сестра Ольга.

Из небольшого этого очерка о предках поэта мы видим, что мощное творческое начало, талант стихотворца, резвость натуры, живой ум, обаяние, оригинальность мышления - все то, что составляет его гений, Пушкин получил от Пушкиных, хотя от них же ему досталась и некоторая взбалмошность, обидчивость, неумение устроиться в жизни.

Но именно от своих африканских предков "поэт получил наследство драгоценное, - пишет А. Тыркова-Вильямс, - страстную восприимчивость, стремительность, горячее волнение влюбчивой крови, ритм которой поет в его стихах".

26 мая (6 июня по новому стилю) 1799 года у Надежды Осиповны и Сергея Львовича Пушкиных родился сын. Ему дали звучное, героическое имя - Александр. Окружающие звали его Саша. И именно воздействие окружения явилось вторым мощным фактором развития и формирования особенностей сексуального характера будущего поэта.

Сильное,неизгладимое воздействие на психику поэта оказали отношения в семье, и прежде всего равнодушие родителей по отношению к нему, их первенцу. Сергей Львович, вечно занятый литературными изысками и светскими вечерами, по словам своей же дочери Ольги Павлищевой: "...был нрава пылкого и до крайности раздражительного, так что при малейшем неудовольствии, возбужденном жалобою гувернера или гувернантки, он выходил из себя, отчего дети больше боялись его, чем любили".

Надежда Осиповна так же не жаловала своего старшего сына, холодно относилась к дочери, зато всю необузданную любовь свою перенесла на младшего брата Левушку. До шести лет Саша был толстым, молчаливым и неповоротливым мальчиком. Когда настойчивые требования матери быть поживее переходили всякую границу, он убегал к бабушке, Марии Алексеевне Ганнибал, залезал в ее корзину и долго смотрел на ее работу. В этом убежище его никто не тревожил. Надежду Осиповну раздражал этот спокойный ребенок, неловкий и сонный толстяк. Мать, вспыльчивая и резкая, хотела угрозами и наказаниями сломить раздражавшую ее лень, заставить сына принять участие в детских играх, подвергала унизительным наказаниям.

У маленького Саши была привычка тереть ладони. Чтобы избавить его от этого, мать завязывала ему руки за спиной и оставляла в таком положении на целый день. Мальчик часто терял носовые платки; Надежда Осиповна приказывала пришить его к курточке сына в виде аксельбанта, а потом заставляла Сашу идти к гостям, что, естественно, больно задевало детское самолюбие.

При конфликтах детей и гувернеров, мать, так же, как отец брала сторону последних. « По характеру своему, - вспоминает муж сестры поэта Л.Н. Павлищев, - она резко отличалась от Сергея Львовича, никогда не выходя из себя, не возвышая голоса, она умела дуться по дням, месяцам и даже годам».Могла целый год не разговаривать с сыном. Оттого дети, предпочитая взбалмошные выходки отца игре в "молчанку" Надежды Осиповны, боялись ее несравненно больше. «Мать Пушкина ни сердцем, ни умом не понимала сына, - горько высказалась А. Тыркова - Вильямс, - никогда и ничем не облегчила трудности и противоречия, с детства кипевшие в его своеобразной, страстной, нежной душе».

Выбор сексуального объекта в детском и юношеском возрасте производится мысленно и переживается в фантазиях ребенка. В этих фантазиях, по мнению Фрейда, проявляются различные инфантильные склонности, главную роль в которых играет сексуальное притяжение к родителям. Но одновременно с преодолением этих «инцестуальных» фантазий происходит освобождение от авторитета родителей. Большое значение для формирования психики Пушкина имело преодоление "эдипова комплекса", в котором завершается инфантильная сексуальность, оказывающая решающее влияние на сексуальность взрослого. Отношения мальчика Саши к родителям и родителям к нему - это классическая ситуация борьбы сына с отцом за сексуальное первенство, в котором мать находится на стороне отца, и своим поведением как бы отвергает притязания сына. Мощное сексуальное "либидо" Пушкина конфликтуя в этой сложной «эдиповой» ситуации, фактически формировало характер поэта и его дальнейшие отношения к мужчинам и женщинам.

Все мужчины - потенциальные враги в восприятии поэта, и если кто из них предпринимает пусть даже незначительные враждебные действия по отношению к Пушкину, последний не успокаивается до тех пор, пока не отомстит обидчику или сопернику. Недостаток материнской ласки "красивой и обаятельной" Надежды Осиповны вызвали у поэта двойственное отношение к женщине. С одной стороны он пытался восполнить отсутствие внимания со стороны матери в детстве постоянным стремлением быть в женском обществе, перенося на других женщин свои вытесненные из сознания «инцестуальные» стремления, а с другой стороны, он подсознательно презирал женщину как человека, видя в ней только "самку", хотя и наделенную красотой, блеском, манерами, чувствительностью, чисто женским обаянием. Обида на мать подсознательно формировала у Пушкина пренебрежение именно к тем женщинам, которые любили его.

Всю свою жизнь на равнодушие родителей Пушкин отвечал таким же равнодушием. Живя в одном городе, посещал их редко, только по долгу родственной вежливости. И никогда не писал им.

Мария Алексеевна Ганнибал, бабушка Пушкина

Маленький Пушкин рос среди женщин. Это прежде всего бабушка Мария Алексеевна и няня Арина Родионовна, нянчившая и Ольгу, его сестру, с которой у поэта были добрые отношения в детстве. Арина была еще довольно молода, когда стала няней в доме Пушкиных. В детстве она была "рабыней" Абрама Петровича Ганнибала, потом перешла по наследству его сыну Осипу Абрамовичу. Можно представить судьбу этой простой крестьянской "девки". По обычаю того времени из них составлялись крепостные гаремы помещиков. Затем их выдавали замуж, и они всю жизнь потом служили своим барам.

Бабушка и няня вносили в жизнь маленького Пушкина женскую ласку, душевное тепло, близость отношений, чего не могла или не хотела дать своим детям капризная мать. "Вокруг бабушки и нянюшки, - отмечает А. Тыркова-Вильямс, - создавался свой, отдельный мир, более уютный, более понятный детям, чем материнская гостиная". Женское окружение оказало сильнейшее влияние на формирование сексуальной сферы поэта. Как известно, подготовка к выбору сексуального объекта в жизни начинается в детстве. Детская сексуальность, которая проявляется у всех детей и имеет всеобщий характер, однако приобретает различные направления и степени силы в будущем в зависимости от того, кто окружал ребенка в детстве (т.н. "латентный" период - от 2 до 5 лет). В течение всего латентного периода ребенок учится любить тех лиц, которые охраняют его, помогают ему избавиться от наказаний, от страха, удовлетворяют его потребности. Я полностью согласен с великим Фрейдом, который писал : "Может быть не согласятся отождествлять нежные чувства и оценку ребенка, которые он проявляет к своим нянькам, с половой любовью; но я полагаю, однако, что более точное психологическое исследование докажет, что тождественность тех и других чувств не подлежит никакому сомнению". ( З. Фрейд "Очерки по психологии сексуальности").

Арина Родионовна, няня поэта

Общение ребенка со своими няньками, продолжает далее Фрейд, приносит ребенку непрерывный поток сексуального возбуждения и удовлетворения через эрогенные зоны. Обычно и сама няня (или его мать) питает к ребенку чувства, похожие на сексуальные. В нашем случае у Арины Родионовны могли остаться подсознательные чувства сексуального удовлетворения, получаемого от мужчин семьи Ганнибалов, и которые она перенесла в виде любви и заботы на маленького Пушкина. Ведь когда няня ласкает ребенка, укачивает его, тормошит, целует - она относится к нему как к полноценному сексуальному объекту. Уже тем, что Арина Родионовна постоянно рассказывала сказки о богатырях, о чудищах, мертвецах, она вызывала у ребенка страх потерять любимого человека, усиливая тем самым сексуальную любовь мальчика к себе. Вспомните, как писал сам поэт:

Ах! Умолчу ль о мамушке моей,
О прелести таинственных ночей,
Когда в чепце, в старинном одеянье,
Она, духов молитвой уклоня,
С усердием перекрестит меня
И шепотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвигах Бовы...
От ужаса не шелохнусь бывало,
Едва дыша, прижмусь под одеяло,
Не чувствуя ни ног, ни головы.

Обычно страхи испытывают дети с очень сильным или преждевременно развитым сексуальным влечением. То, что Пушкин в раннем детстве любил свою бабушку, няню и сестру, направляя на них проявление своего несколько притупленного "либидо", не вызывает никакого сомнения. Все эти инфантильные склонности, будучи восстановленными при половом созревании, потом отразились в его взрослой жизни на выборе сексуального объекта.

Няня поэта не только вызывала определенные сексуальные фиксации мальчика, но и явилась в чем-то вдохновительницей поэтического дара Пушкина. Есть у Пушкина незаконченный отрывок подтверждающий некоторую взаимосвязь поэтической Музы Пушкина и старой няни:

Наперсница волшебной старины,
Друг вымыслов игривых и печальных,
Тебя я знал во дни моей весны...
Являлась ты веселою старушкой
И надо мной сидела в шушуне..
Ты, детскую качая колыбель,
Мой юный слух напевами пленила,
И меж пелен оставила свирель,
Которую сама заворожила.

Это еще образ старой няни, но уже в ее руках волшебная поэтическая свирель. Пройдут года, и она опять приходит уже не к ребенку, а к отроку в виде эротически прекрасной Музы:

Как мило ты, как быстро изменилась!
Каким огнем улыбка оживилась...
Вся в локонах, обвитая венком,
Прелестницы глава благоухала;
Грудь белая под желтым жемчугом
Румянилась и тихо трепетала...

Недаром Анна Керн с психологической проницательностью заметила, что Пушкин любил по настоящему только двух женщин - няню и сестру. Детские воспоминания о нежности окружавших маленького Сашу лиц энергично содействовали тому, что Пушкин направил всю свою неуемную сексуальную энергию на женщин. В то же время в характере мальчика развилась обида на то, что ему, видимо, запрещали переносить свои детские порывы к сексуальным отношениям на окружавших его женщин. Произошло это оттого, что детская сексуальная любовь Пушкина была направлена в первую очередь на мать, няню и сестру, которые, разумеется, ответить на нее не могли. Переживание это оказалось двойственным: мальчик подвергся воздействию двух импульсов: полового стремления и страха быть отвергнутым в этой «эдиповой» ситуации.

Маленького Пушкина ранило осознание того, что невозможно к одному и тому же человеку испытывать и нежные, и сексуальные чувства. Но поскольку сексуальный импульс идет из сердца непосредственно к гениталиям, то запрет на него, особенно со стороны матери, ощущался как запрет на любовь. Именно это и вызвало постоянное чувство глубокой обиды и на мать, и на отца. "Фактически, ребенок все воспринимает правильно, - отмечает А. Лоуэн, - ибо созерцательная любовь, без физического контакта, не удовлетворяет основных потребностей его организма. Все физические контакты с родителями ребенком воспринимаются как сексуальные".

Перенеся первую обиду из-за запрета на выражение любви, Пушкин постепенно становится менее уязвимым. Но одновременно психика его "ожесточается". В нем формируется гордость, упрямство, презрение к нежным чувствам и явная тяга к генитальным контактам, которые явно еще не выражены, но вот-вот могут проявиться и занять главенствующее место в сексуальных стремлениях и переживаниях.

С семи лет характер поэта, по утверждению его сестры Ольги, резко изменился. Он стал резвым и шаловливым. Латентный период детства закончился. Сексуальные импульсы рванули наружу, преображая поведение, темперамент и даже анатомическую структуру тела. Как известно, в это время наступает примат генитальной зоны в развитии ребенка. В эти годы генитальные зоны становятся местом ощущения возбуждения и ребенок старается удовлетворить его, используя мастурбацию или другие способы. Причем гениталии приобретают преимущество над другими эрогенными зонами.

У Пушкина ранняя сексуальность развивалась параллельно его преждевременному интеллектуальному развитию. Именно благодаря этому она не вызывала патологических отклонений. "Страсть к поэзии проявилась в нем с первыми понятиями: на восьмом году возраста, умея уже читать и писать, он сочинял на французском языке маленькие комедии и эпиграммы на своих учителей", - вспоминал брат поэта. Учился он лениво, зато пристрастился к чтению, любил "Биографии" Плутарха, "Илиаду" и "Одиссею" Гомера. Забираясь в библиотеку отца, он перечитал в ней всех французских классиков, усвоил настоящий французский язык и поражал французов прекрасным слогом своих писем. Памятью он был одарен необычайной и к 11 годам Саша Пушкин знал наизусть почти всю французскую литературу.

Мальчику дозволялось присутствовать на постоянных литературных собраниях родителей. Он был в гуще того веселья, стихотворных состязаний, театральных постановок и кипящего остроумия, которыми отличались вечера с участием Сергея и Василия Львовичей. Легкомыслие, шутливость, ничем не ограниченное зубоскальство в типично французском духе XVIII века - все воспринял поэт, и именно за это его любили женщины. За озорство, повесничество, насмешку он много натерпелся в жизни. Но не только политические разговоры, обсуждения литературы и театральных постановок царили на постоянных собраниях интеллигентных представителей дворянства того времени. Наблюдательный Пушкин отмечал и фривольные шутки, и легкий флирт, и обсуждение взрослыми интимных проблем. Все это усваивалось мальчиком, хотя по воспоминаниям современников его детства "...он был скромный ребенок; он очень понимал себя; он никогда не вмешивался в дела больших и почти вечно сиживал как-то в уголочке...".

Вокруг поэта с детства разносились веселые шутки, эпиграммы, неистощимые каламбуры, приправленные тонким французским эротизмом. Некто Макаров был свидетелем того, как рано узнал поэт сладость женского обожания и любопытства, которые сопровождали его всю жизнь. «В теплый майский вечер, - пишет он, - мы сидели в саду графа Д.П. Бутурлина; молодой Пушкин тут же резвился, как дитя, с детьми. Известный граф П. упомянул о даре стихотворства у А.С. Графиня Бутурлина, чтоб как-нибудь не огорчить молодого поэта, может быть, нескромным словом о его пиитическом даре, обращалась с похвалою только к его полезным занятиям, но никак не хотела, чтоб он показывал нам свои стихи; зато множество живших у графини молодых девушек почти тут же окружили Пушкина со своими альбомами и просили, чтоб он написал для них что-нибудь. Певец-дитя смешался. Некто NN, желая поправить его замешательство, прочел детский катрен поэта, и прочел по-своему, как заметили тогда, по образцу высокой речи на «о». А. С. успел только сказать: «Ah, mon Dieu!»,—и выбежал. Я нашел его в огромной библиотеке графа; он разглядывал затылки сафьянных фолиантов и был очень недоволен собою. Я подошел к нему и что-то сказал о книгах. Он отвечал мне: «поверите ли, этот г. NN так меня озадачил, что я не понимаю даже и книжных затылков».

Франсуа Буше (1703-1770). Геркулес и Омфала.

Однако общее направление дворянской жизни, разговоров, привычек было принизано легкомыслием, безответственностью, французским скептицизмом и распущенностью. На развитие сексуальности поэта в третий, юношеский период, оказала большое влияние чтение французской литературы в библиотеке отца. Наряду с книгами Вольтера, Дидро, Монтескье в ней было много фривольных произведений французской литературы, таких как "Опасные связи" Шодерло де Лакло, сочинения Кребийона-сына, Ретифа де Ла Бретона, Шамфора и "Эротические стихотворения" Эвариста Парни. Как еще могли воздействовать на юную чувственность такие строки:

Она придет! К ее устам
Прижмусь устами я моими;
Приют укромный будет нам
Под сими вязами густыми!
Волненьем страсти я томим;
Но близ любезной укротим
Желаний пылких нетерпенье;
Мы ими счастию вредим
И сокращаем наслажденье.

Перевод Е.Баратынского, 1825

Большое влияние на развитие сексуальности Пушкина, начиная с 8 летнего возраста оказало, как я уже отмечал, женское окружение, и не только отношения с няней и сестрой, которые при всей их внешней похожести на сексуальные чувства, имели определенные инцестуальные запреты на "либидо" поэта. Зато непосредственная близость девичьей, кишащей крепостной прислугой, доступной, хихикающей, постоянно бегающей мимо молодых мальчиков, разжигали в Пушкине настоящие первые страстные чувства, подогреваемые эротическими опусами французов. В своем наброске дневника поэт записал: "Смерть Николая. Ранняя любовь". Пушкину исполнилось семь лет.:

Об этом детском увлечении Саши Пушкина не осталось никаких сообщений, однако в 1815 году, в стихотворении «Послание к Юдину» поэт вспомнил свое первое увлечение, Сонечку Сушкову:

«Маленький Пушкин, - писал П.И. Бартенев, - часто бывал у Трубецких и у Сушковых, а по четвергам его возили на детские балы танцмейстера Йогеля». О детстве поэта осталось немного воспоминаний. Одно из важных свидетельств, характеризующих поведение поэта, оставила московская старожилка Е.П. Янькова: «В 1809 или 1810 г. Пушкины жили где-то за Разгуляем, у Елохова моста, нанимали там просторный и поместительный дом, чей именно, не могу сказать наверно, а думается мне, что Бутурлиных. Я туда ездила со своими старшими девочками на танцевальные уроки, которые они брали с Пушкиной девочкой; бывали тут и другие, кто,— не помню хорошенько. Пушкины жили весело и открыто, и всем домом заведовала больше старуха Ганнибал (Мария Алексеевна, мать Надежды Осиповны, матери Пушкина), очень умная, дельная и рассудительная женщина; она умела дом вести, как следует, и она также больше занималась и детьми: принимала к ним мамзелей и учителей и сама учила. Старший внук ее Саша был большой увалень и дикарь, кудрявый мальчик лет девяти или десяти, со смуглым личиком, не скажу, чтобы приглядным, но с очень живыми глазами, из которых искры так и сыпались. Иногда мы приедем, а он сидит в зале в углу, огорожен кругом стульями: что-нибудь накуролесил и за то оштрафован, а иногда и он с другими пустится в плясы, да так как очень он был неловок, то над ним кто-нибудь посмеется, вот он весь покраснеет, губу надует, уйдет в свой угол и во весь вечер его со стула никто тогда не стащит: значит, его за живое задели, и он обиделся; сидит одинешенек. Не раз про него говаривала Марья Алексеевна: «Не знаю, матушка, что выйдет из моего старшего внука; мальчик умен и охотник до книжек, а учится плохо, редко когда урок свой сдаст порядком; то его не расшевелишь, не прогонишь играть с детьми, то вдруг так развернется и расходится, что его ничем и не уймешь; из одной крайности в другую бросается, нет у него средины. Бог знает, чем все это кончится, ежели он не переменится». Бабушка, как видно, больше других его любила, но журила порядком: «ведь экой шалун ты какой, помяни ты мое слово, не сносить тебе своей головы». Не знаю, каков он был потом, но тогда глядел рохлей и замарашкой, и за это ему тоже доставалось... На нем всегда было что-то и неопрятно, и сидело нескладно». Да, маленький Пушкин был неровный, впечатлительный, не особенно покладистый. Уже в детстве начинало сказываться его упрямство, гордость, нежелание внимать авторитетам. Никакие гувернеры не могли привлечь его внимание к тому, что его не интересовало. Но благодаря отличной природной памяти Саша наизусть заучивал целые страницы.

«В этом семействе, - вспоминал Л. Н. Павлищев, муж Ольги, сестры Пушкина, - побывал легион иностранных гувернеров и гувернанток. Из них выбираю несносного, капризного самодура Русло да достойного его преемника Шеделя, в руках которых находилось обучение детей всем почти наукам. Из них Русло нанес оскорбление юному своему питомцу Александру Сергеевичу,расхохотавшись ему в глаза, когда ребенок написал стихотворную шутку «La Tolyade» в подражание «Генриаде». Изображая битву между карлами и карлицами, Пушкин прочел гувернеру начальное четырехстишие. Русло довел Пушкина до слез, осмеяв безжалостно всякое слово этого четырехстишия, и, имея сам претензию писать стихи не хуже Корнеля и Расина, рассудил, мало того, пожаловаться еще неумолимой Надежде Осиповне, обвиняя ребенка в лености и праздности. Разумеется, в глазах Надежды Осиповны дитя оказалось виноватым, а самодур правым, и она наказала сына, а самодуру за педагогический талант прибавила жалования. Оскорбленный ребенок разорвал и бросил в печку стихи свои, а Русло возненавидел со всем пылом африканской своей крови. Преемник Русло,Шедель, свободные от занятий с детьми досуги проводил в передней, играя с дворней в дурачки, за что, в конце концов, и получил отставку. Не могу ставить на одну доску с этими чудаками воспитателя детей, французского эмигранта, графа Монфора, человека образованного, гуманного.— Гувернантки были сноснее гувернеров. Но из них: большая часть по образованию и уму стояла ниже всякой критики. Они были женщины добрые, искренно любившие своих питомцев».

Е.Гейман. Пушкин в юности

Целых четыре года формировался особенный, восприимчивый, чувственный, не признающий никакого насилия над собой, невротический характер поэта. Один из крупнейших биографов Пушкина П.В. Анненков отмечал произошедшие изменения: «Библиотека отца оплодотворила зародыши ранних и пламенных страстей, существовавшие в крови и в природе молодого человека, раздвинула его понятия и представления далеко за пределы возраста, который он переживал, снабдила его тайными целями и воззрениями, которых никто в нем не предполагал».

Наблюдательное детское воображение воспринимало все: и фривольные шутки, и сальности взрослых, и поэтические вольности. Дядя поэта, Василий Львович, прославился тем, что написал шуточную поэму «Опасный сосед», которую Саша знал наизусть. Это было неприличное, без тонкостей французского эротизма, описание русского кутежа и драки в публичном доме. Конечно, стихи были просты, язык бойкий, разговорный. Поэма эта ходила в списках на руках и ее главный персонаж, Буянов, стал нарицательным именем.

Летом 1811 года пришло время молодому Пушкину ехать в Петербург для поступления в Лицей. Он покинул отцовский кров без сожаления, с чувством освобождения от родительского непонимания его взглядов и мыслей и тирании в отношении его поведения. Только горечь от разлуки с сестрой, которую он всегда любил, омрачила его сердце. В доме своего дяди, весельчака и остроумца, Пушкин почувствовал себя свободным и раскованным. По-прежнему он участвует во всех взрослых беседах и вечерах, рано повзрослев и многое научившись понимать. Однажды Василий Львович собрался прочитать отрывок из своей фривольной поэмы "Опасный сосед" министру юстиции И.И. Дмитриеву и попросил племянника выйти из комнаты. Резвый мальчуган, уходя,со смехом проговорил: "Зачем вы меня прогоняете, я все знаю, и все уже слышал».

В доме своего дяди Пушкин получил первые полуплатонические уроки чувственности. До поступления в Лицей поэт познакомился с Иваном Пущиным, ставшим его самым лучшим другом на всю жизнь. Ваня приходил в гости к новому знакомому и часто, в отсутствие Василия Львовича, они оставались одни с юной любовницей последнего Анной Николаевной. «Она подчас нас, птенцов, приголубливала, - вспоминает И.И. Пущин, - случалось, что и прибранит, когда мы надоедим ей нашими ранновременными шутками. Именно замечательно, что она строго соблюдала, чтоб наши ласки не переходили границ, хотя и любила с нами побалагурить и пошалить, а про нас и говорить нечего; мы просто наслаждались непринужденностью и некоторою свободою в обращении с милой девушкой». Эти игры все сильней возбуждали страсти юного поэта, формируя гениально-влюбчивую натуру, которая так буйно выросла из соединения горячей африканской крови Ганнибалов и легкомысленно-поэтического характера Пушкиных.

"Александр Пушкин в любви"

Александр Лукьянов

Оглавление

Глава II. «Везде со мною образ твой...» (Детство)